Аберрация: интервью с писателем и издателем Дмитрием Федотовым

Возьму за традицию рассказывать о людях, которые стоят по ту сторону текста — с человеческой стороны, а вовсе не с творческой.

Поговорил с Дмитрием Федотовым — как и предыдущие, это интервью я брал для издательства «Снежный Ком».

Начну с самого естественного вопроса. Твой роман «Аберрация», изданный в Снежном Коме, получил Ефремовскую премию, одну из самых престижных в фантастике. Роман вышел давно, многие о нем вообще ничего не знают. Расскажи, пожалуйста, об этой книге.
Мда, «Аберрация»… По сути, этот роман стал аберрацией в моем творчестве. А задуман он был еще в далеком 2001 году, я его обсуждал с моим другом и учителем, Виктором Колупаевым. Виктор ведь был не только писателем, но еще и физиком, всю жизнь занимался проблемами пространства-времени, и это нашло отражение и в творчестве. Ну и меня «заразил». Так что «Аберрация» — это такая дань памяти прекрасному человеку, ученому и писателю. И то, что его оценили по достоинству, согревает душу. Труда было вложено немало, в том числе научных идей, высказанных Виктором в статьях и в монографии. Я весь этот материал осиливал больше года, пока в голове не сложилась необходимая картина. А когда роман вышел, я дал его почитать в том числе знакомым физикам — и на самом деле редкий результат для фантаста: ни одного плохого отзыва не получил…

Насколько я знаю, ты начал писать в детстве. Расскажешь о первых шагах в литературе?
Ну, первым «шагом» было, разумеется, подражательство и желание написать продолжение приключений любимых героев. Поэтому где-то классе в пятом-шестом я наваял сказку-пьесу «Пухова елка» — это о том, как Винни-Пух с друзьями встречают Новый год (у Милна почему-то такой истории не было). А первой публикацией стал фантастический рассказ «И все-таки он пошел…» о томском революционере Кононове, погибшем на демонстрации в 1905 году. Рассказ напечатали в альманахе «Собеседник» в 1980 году. За него же я получил свой первый гонорар — триста советских рублей! Хватило на полгода безбедной студенческой жизни.

Чем тебе помогали родители-писатели? Как «наставляли на путь истинный»?
Да. В каком-то смысле мне правда повезло, что мои родители сменили профессии, перейдя из физиков в лирики, причем буквально! Отец — поэт, драматург, журналист, редактор. Именно он, думаю, дал мне тот самый «волшебный пендель», когда серьезно и обстоятельно разобрал по косточкам сказку про Винни-Пуха и Новый год. Он и в дальнейшем всегда читал мои опусы и честно указывал на удачи и промахи. А мама — детская писательница Римма Кошурникова и известный драматург. Она всегда давала необходимый «позитив», настраивала на результат: мол, работай и получится! Я так и делаю до сих пор. Ну и, конечно, еще домашняя библиотека: более пяти тысяч томов, вся квартира в стеллажах с книгами. И с какими! В общем, было у кого поучиться.

Ты ведь заведовал в издательстве «Вече» отделом художественной литературы, так что смотришь не только как автор, но и как редактор, издатель. Как изменился книжный рынок за эти годы? Чем твоя работа в «Вече» отличалась от того, что есть сейчас?
Да, было дело. Скажу честно: пятнадцатилетний опыт работы в издательстве сильно на меня повлиял. Многое изменил в отношении к литературе. Я теперь твердо убежден: бывает литература — и не-литература. И последней с каждым годом, к сожалению, становится все больше. И не только по причине культурного упадка и ухода в виртуал. Нет, прервалась такие вещи как традиция, школа — теперь нет ни литературных клубов, ни литобъединений, ни настоящих творческих школ-семинаров для начинающих писателей. Раньше это была — система! А теперь — капли в море. Да, энтузиасты вроде Глеба Гусакова, Дмитрия Володихина и еще десятка подобных самоотверженно пытаются помочь молодым, поддержать и научить, но… Если по-честному, они тоже — капли. А главное, издатели по законам рынка не заинтересованы в талантах — только в коммерческом успехе. Наверное, понятно — но поэтому издательский бизнес и литературное творчество расходятся всё дальше и дальше, в пространстве и во времени. Поэтому прилавки и витрины книжных ломятся от макулатуры, которую лично у меня язык не поворачивается назвать художественной прозой. И ситуация не изменится, пока не изменится отношение издателей к писателям. Однако, боюсь, и точка невозврата уже пройдена. Рынок бумажных изданий зашел в тупик: соотношение цены и качества ужасает, тиражи упали до минимума, люди почти перестали покупать художественную литературу — только специализированную или образовательную, а большинство книжных магазинов зарабатывают на канцелярских товарах. Ну а немногие писатели все больше уходят на просторы Инета, это объективно так. Собственно, из «Вече» я ушел, когда понял, что не смогу изменить ситуацию. Издательство крепко подсело на заказную продукцию, а это — билет в один конец.

Напоследок спрошу. Ты сибиряк и вообще экстремал: например, ходил в тайгу с одним ножом. У тебя наверняка есть масса интересного, что рассказать подписчикам, и что еще не проникло в книги. Сибирские поверья, та же тайга. Для тех, кто там не был, сибирь — что-то большое и страшное, где обитают «белые ходоки».
Скажу, что Сибирь — необъятна, загадочна и не познана до сих пор. Почти как Космос. Она суровая, но, если честно — не страшная: просто щедрая с друзьями и беспощадная с недругами. За сорок лет, что я прожил там, я изъездил и исходил, казалось, всю вдоль и поперек. Ан нет! Как была она для меня одной большой Тайной, так и осталась. И это радует. Радует, что есть на Земле места, куда хочется отправиться: за знанием, за приключением, за открытием, за опытом, за новыми впечатлениями и сюжетами… Иногда кажется, что этого всего почти и не осталось, только в книгах. Кругом человек все переформатировал под себя. Но на самом деле — это есть. Еще пока есть.
Конечно, даже моих скромных приключений и походов хватило бы на десяток повестей и романов. Кое-что уже описал — в цикле романов о приключениях журналиста Котова, там эпизоды прямо из моей подлинной биографии. Возможно, напишу еще. Не про себя, разумеется. Про себя писать неинтересно, а вот дарить герою книги свои приключения — это да, это интересно.
Собственно, так многие писатели поступали. Котов — удачный персонаж. Я думаю, читатели с ним еще встретятся. И непременно — в сибирской глухомани.