Ici — isolement

Он всегда приходит ко мне по вечерам, когда мне становится скучно или одиноко, когда ветви клена за окном трещат, как чьи-то старые кости, а прожекторы банка, что стоит напротив, теряются в осеннем сумраке. Словно это и не прожекторы вовсе, а просто какая-то туманная мгла, светящаяся сама по себе, по своей прихоти.

Я никогда не видел, как он приходит. Странно, но в какой-то момент я просто поднимаю голову и вижу его глаза напротив. Бывает, что они печальные, порой их взгляд пугает меня злостью или напряженностью, а иногда — усталостью. Я никогда не видел у него веселых глаз. Да, впрочем, чему тут удивляться? Ведь он, наверное, приходит не только ко мне.

В первый раз мы говорили о поэзии. О том, как выдерживать правильный коньяк и о том, что я почти не умею танцевать. Как он ушел, я тоже не заметил. Пожалуй, я отвернулся на мгновение, а повернувшись — обнаружил, что в моей комнате уже никого нет.

Во второй раз я поступил умнее. Я много думал о нашей первой встрече и решил во что бы то ни стало все о нем разузнать.

— Кто ты? — первым делом спросил я, едва завидев его фигуру.

Он сидел с той стороны стола, как посетитель на приеме у чиновника. И я могу поклясться, что еще секунду назад его там не было. Не помню точно, что он мне ответил. Или же он попросту промолчал… Они ведь никогда не отвечают на такие вопросы — они, которые приходят без стука и исчезают, когда считают нужным.

— Зачем ты пришел? — предпринял я новую попытку.

— Поговорить.

— У меня и без тебя хватает собеседников! — бросил я раздраженно, и так же раздраженно он ответил:

— Врешь. Ты можешь лгать себе, но меня ты не обманешь.

Обманешь, обманешь! — заскрипели ветви клена, и прожекторы за его спиной мигнули, точно соглашаясь.

— Даже если и вру, — помнится, я пожал плечами, — это вовсе не повод врываться ко мне в квартиру.

Он только усмехнулся, и я как-то сразу понял, что он не обиделся. Мы говорили о политике, и кажется, я так и не смог его переубедить.

— Скажи мне, — спросил я напоследок, — я… наверное, я схожу с ума?

Но он только и сделал, что пожал плечами.

— Не знаю. Правда не знаю. А ты что думаешь?

— Так вот и я не знаю…

Мы усмехнулись. Почти синхронно. Как два дурака, чьи мысли, как известно, сходятся.

И я привык. Привык к тому, что он приходит, когда ветви клена ворчат на разные голоса, а прожекторы банка подмигивают не то ему, не то мне, не то каким-то своим электрическим мыслям.

— Хочешь чаю? — спросил я как-то, скорее для порядка, чем из благодушия. Я уже заметил, что он не ест и не пьет, и от любых предложений неизменно отказывается.

Он молча помотал головой.

— Почему? — спросил я. — Ты ведь дух. Призрак. Ты наверняка должен быть призраком. Я читал. Вы никогда не пьете и не едите у того, к кому приходите, потому что есть законы… Нельзя навредить тому, с кем ты разделил пищу.

— А ты не думаешь, что духи просто не умеют есть? — улыбнулся мой собеседник.

— Должны уметь, раз так говорят легенды.

— Легенды тоже могут лгать.

Мы так ни к чему и не пришли в тот вечер, хотя проспорили с ним битых два часа.

Вот и на этот раз: я курил, закрыв глаза, когда почувствовал, что к запаху моего табака примешивается какой-то другой, чужой. Я приподнял веки и бросил взгляд через ресницы. Так и есть — он курил напротив, какие-то странные сигареты, запах которых напоминал мне имбирь, корицу и кориандр. Все сразу. Он курил, а я сидел и делал вид, что не замечаю его присутствия.

И тут он закашлялся. Как-то скрипуче, надрывно, как человек, который делает первую в жизни затяжку. Я подался вперед: похлопать по спине, потрясти его за плечо — и натолкнулся на невидимый барьер.

— Ч… черт! — выдохнул он сквозь кашель. — Как ты… как ты это делаешь? Та… такая гадость!

Я молча сидел, глядя на него, а в голове моей роились мысли. Видел? Не видел? Почему-то мне казалось очень важным то, что между нами был барьер, и еще важнее было, чтобы он не заметил моей попытки. Я сам не знаю, почему.

— Зачем ты начал курить? — спросил я его.

— Просто… Ты ведь куришь, и я тоже решил попробовать.

— Ерунда какая-то, — пробормотал я. — Разве призраки курят?

Он сделал еще одну затяжку и мутной сизой струей выпустил дым под потолок. Рядом с ним стояла пепельница: серебряная, в арабском стиле — такая же, как и у меня.

— Я хотел с тобой поговорить, — начал я и тут же заметил, как он напрягся. Прожекторы мигнули раз, другой… где-то на соседней улице взвизгнула резко затормозившая машина.

— Да, я хотел с тобой поговорить, — с нажимом повторил я. — Зачем ты каждый раз уходишь? То есть, я хотел сказать… Ты действительно подлавливаешь меня в такие дни, когда мне не с кем поговорить. Ты приходишь и составляешь мне компанию. Но если ты знаешь, что у меня никого нет — почему бы тебе не составить ее подольше? Пять часов? Шесть? Ведь я же все равно убиваю время?

Он как раз затянулся в третий раз и хотел было выпустить не менее впечатляющую струю дыма, но вновь закашлялся. Я терпеливо ждал.

Наконец, мой собеседник соизволил ответить.

— Ну ты и наглец. Шесть часов? — насмешливо переспросил он. — Понимаешь ли, разговор — это не самоцель. Я составляю тебе компанию как бы непроизвольно, мимоходом. А цель на самом деле совсем другая.

— Какая же? Контракт о продаже души? Мне подписаться кровью?

По-моему, шутка не удалась. Уже основательно скрывшись за жидкими клубами дыма, он только сверкнул на меня глазами и промолчал. Так мы и молчали, поскольку я твердо решил позлить его и все же выжать из него ответ.

Время капало, секунда за секундой. Вспыхивало и съеживалось пеплом на кончике сигареты.

— Ну ладно, ладно, — ворчливо протянул мой собеседник. — Понимаешь ли, я не могу. Такие правила. Ты же сам говорил, что есть закон…

— А хочешь, я все расскажу? — перебил я его. — Ну, как все есть на самом деле. Чтобы ты не мучался, не объяснял?

— Ну-ну… — Он уже докуривал и смотрел на меня, прищурившись. Не то насмешливо, не то чтобы дым не попадал в глаза. — Валяй, если ты уверен.

— Ты не человек, — начал я издалека, и мой собеседник приподнял воображаемую шляпу, отдавая дань моим способностям. Я только поморщился в ответ.

— Ты не человек, — повторил я, — стало быть, ты сверхъестественное существо. А всем известно, что сверхъестественные существа не жалуют людей.

Кажется, я его заинтересовал…

— Я смутно помню первый разговор. Какие-то куски беседы… ну как будто выпали из памяти, ты понимаешь? Как если бы их вытравили. Так что я не помню всего, о чем мы говорили. Помню только, что потом мне было ужасно плохо, и я болел. Потом ты снова пришел, и это повторилось заново. А потом — как рукой сняло. Я не знаю, какая там у тебя цель, но ты приходишь не ради нее.

Мы помолчали.

— Валяй, мой умный друг, — он ухмыльнулся. — Продолжай, раз начал.

— Продолжаем, — согласился я. — Ты приходишь не ради цели, а значит, тебе самому хочется приходить. По своей воле. Вот я и говорю: оставайся. Нет, правда! Ведь ты же подлавливаешь меня в те дни, когда мне действительно скучно или одиноко. Они у всех бывают. Я думаю, у призраков их даже больше. Подумать только: целая вечность, которую не на что потратить! Порой мне кажется, вы даже не желаете нам зла, вам просто хочется поговорить. А люди… мы вас боимся, как на зло.

Я тоже закурил. Не столько оттого, что мне хотелось, сколько чтобы сделать завесу дыма еще плотнее. Просто из человеколюбия. Ему явно требовалось спрятаться, пусть даже и за призрачной преградой.

— С такой логикой ты далеко пойдешь, — бросил он. И как-то сразу осекся. — Я правда не могу, — негромко проговорил дух. — Ты ведь все правильно подметил: у нас тоже есть свои законы.

— А ты попробуй.

— Я не могу.

— А говорят: упрямство — это черта людей…

Несколько мгновений мы молчали. Свет за моей спиной начал мигать.

На призрака было страшно смотреть. Ну точно демон-искуситель! Нет, не инкуб, просто глаза горят, лицо белое, губы сжаты… Такому так и хочется поверить, если бы только это он убеждал меня, а не наоборот. Он что-то прошептал беззвучно, одними губами, и я по ним прочел: «Забудь!»

— Не поможет, — покачал я головой. — Вам ведь не зря запрещено являться больше трех раз. Это называется иммунитет, он вырабатывается со временем.

Свет в комнате вновь замигал, и дело было вовсе не в люстре. Свет просто дрожал, как перепуганная до беспамятства душа.

— Ну что ты потеряешь? Ведь ты же знаешь, что это мифы: мифы, которыми вас пугают. Знаешь, иначе бы не приходил…

Он перекрестился — странным, перевернутым крестом. Но очень знакомо, ведь и курил он точно так же. Как человек, который делает это впервые.

— Вот смотри, — настаивал я. — Ты знаешь, что между нами барьер. Если я протяну руку, я не смогу к тебе притронуться. Но если мы толкнем барьер с обеих сторон…

Я даже не успел податься вперед. Только заметил пепельницу, летящую в меня, но увернуться времени уже не было. Раздался звон, и тысячи стеклянных брызг впились в мое лицо.

Барьера больше не было. Ни призрака, ни барьера, ни даже пепельницы.

Только пластмассовый задник зеркальца, что много лет стояло на моем столе.

 
 

Понравился рассказ? Оставьте свой комментарий ниже — или поделитесь им с друзьями в социальных сетях.