В работе находится очередная повесть «Анхарского цикла» с рабочим названием Город опавших листьев.
Краткое досье:
1. Это второе из крупных произведений цикла, на пару с рассказом-переростком Нечто мертвое. И, похоже, что повесть угрожает быть самым крупным из появившихся в открытом доступе вещей.
2. Как и все, что имеет отношение к Анхару — повесть несет в себе восточный колорит и воссоздает то, чего в русскоязычной фантастике немного: душный и жаркий, экзотический и малознакомый мир Ближнего Востока.
3. Главный герой произведения — маг. Да, автору еще не надоело исследовать, чем живут и дышат те, кто обладает способностями сверх-человека. Впрочем, он клятвенно обещает когда-нибудь исправиться и писать об обычных людях.
Повесть будет появляться на сайте по частям, и первую из них можно будет прочесть уже через пару недель. А пока — небольшой отрывок из уже написанного материала:
~ ~ ~
Пока пальцы хозяина харчевни мелькали, отчитывая медяки, чародей все присматривался к нему. Не блеснет ли в подслеповатых глазах искра узнавания, не задержится ли их взгляд дольше необходимого? Когда наставник мага был жив, старик Шама́х всегда находил для Ханнана доброе слово. Но тогда Ханнан был юн и носил шелк и гладкий, струящийся в пальцах атлас — а сейчас перед трактирщиком стоял сутулый человек в потрепанной серой одежде. Да и в бороде чародея давно уже было больше соли, чем перца.
Не узнал. Чародей не сказал бы даже, рад он этому или нет… Когда он встречал знакомое лицо — изменившееся, но все же знакомое — и понимал, что его не узнают, он чувствовал себя призраком. Тенью. Но с другой стороны… кто знает, где был старый Шамах в ночь резни? В харчевню набилось порядочно вооруженных людей. На вкус мага даже слишком много.
Ему отвели комнатушку, в которой было тесно, как под лестничной клетью, но на удивление чисто. Дымок от каких-то трав курился под потолком, отгоняя насекомых. Ханнан долго ворочался в кровати и не заметил, когда удушливый зной южной ночи обратился ревом пожаров, а поскрипывание старого топчана стало треском бушующего пламени.
Но слышал их почему-то только он. Ханнан снова был там, в пустых и гулких помещениях обители, и шум толпы казался далеким едва слышным рокотом, похожим, скорее, на гул прибоя. Никто не обращал на него внимания. Он пытался дозваться до наставника, кричал ему — но взгляд того задумчиво блуждал, невидяще скользя по Ханнану. Он пытался схватить наставника за плечи, развернуть к себе, но пальцы чародея — туманная дымка — скользили по ткани, не в силах даже прикоснуться к живому существу.
Когда толпа была уже под стенами обители, он бежал. Всю свою жизнь он тысячи раз бежал от нее во снах, но так ни разу и не оторвался от погони. Они всегда преследовали его и всегда нагоняли — и каждый раз он просыпался за миг до последнего удара, готового вот-вот раскроить ему череп.
Так бывало всегда, но сердце его все равно наполнил ужас. Руки, прижимавшие к груди сумку, обессилели и дрожали. Он задыхался, и холодный соленый пот щипал глаза. Ханнан не знал, кто там, за спиной, кто преследует его — ему никогда не хватало смелости обернуться.
Но он догадывался. Все те, кого он знал и ценил, те, кого он любил за свою пока еще недолгую жизнь — они были там. Они желали смерти.
Кто-то бросил камень. Из-за спины доносились крики, но он не вслушивался в слова. Еще один камень ударился ему промеж лопаток, заставив пошатнуться и едва не сбив с ног.
И вот это случилось. Ханнан запнулся и упал тяжело, почти перекувырнувшись, чьи-то руки схватили его за одежду, рванули вверх. Ветер принес собой клочья густого дыма, так что маг не видел лиц преследователей. Он закашлялся. Что-то горячее и медное на вкус струйкой текло из его ноздрей и попадало в рот.
Ханнан хотел закричать, но не смог. Казалось, его тело обратилось в вату, он не мог даже отползти назад, от занесенной над его головой дубины. Но руки… руки его двигались сами собой. Тонкие худые ладони — взрослого человека, а не юноши — выбросились вперед, заслоняя от хозяина начавшую опускаться палку. С пальцев сорвалось красное, как кровь, пламя, выплеснулось в лицо неведомому преследователю.
Искаженное лицо растаяло.
Бешено стучало сердце, и дыхание срывалось с губ тяжелым и сиплым свистом. Было темно и тихо. Разгоряченной кожи коснулось едва заметное прохладное дуновение. Это сон. Всего лишь сон…
Еще некоторое время маг сидел на постели, ничего не понимая, пока еще одно дуновение не донесло до него запах гари. Поначалу ему даже показалось, что Садар снова в огне, но вскоре он понял, что источник запаха — его собственная комната. Это топчан. Нижний край тюфяка тихонько тлел, мигая в темноте красными искрами.
Тело повиновалось не сразу, нехотя — слово он и впрямь пробежал едва не половину схе́на. Неловким деревянным жестом чародей сбросил тюфяк на пол и начал затаптывать тлеющую солому. Далеко не сразу, уже когда последние красные точки потухли, он сообразил, что делал это босиком.
Еще позже, когда Ханнан опустился прямо на пол возле окна, он вспомнил, что в этом городе не стоит разбрасываться магией. Кто знает, правду ли сказал мальчишка, да и знает ли он все? Быть может, в Садаре есть кто-то, кто ощутил всплеск силы. Быть может, кто-то уже всматривается в ночную мглу, стараясь определить, в какой части города было применено колдовство.
— Проклятье! — сорвалось с губ чародея.
Ханнан вздохнул и выругался, теперь уже куда грязнее.
